В то время как ртуть в термометре, не остановившись около сорока, ползет выше, интерес ко всему около бледнеет. Хочется скинуть портфель, повалиться на камни, и будь что будет..
Баламутит от вязкого дурмана перегретых трав - перовский молочная щебенка слепит отражением, спекшиеся бухты и пересохший санскрит в далеком прошлом не чувствуют пыли с полынной горечью. А конечности все переминаются, а руки хватаются за хрупкие кусты амброзии, и с каждым тяжелым шагом ты чуть выше на сем бесконечном обрывистом откосе ущелья - оно до рубежей налито недвижимым густым зноем.
Солнце в полдневной своей безжалостности застопорило жизнь: идет денным кругом своим по слинявшему от зноя ни целостного звука, ни целостного перемещения около. Кажется, что и время спеклось от жары и стоит - полдню нет конца. Все, кто имел возможность, попрятались, зарылись, пропали. И только травы не могут скрыться от зноя, а пепельные, видны среди камней. И только на самом гребню. Снизу не рассмотреть, но накануне знаешь, и даже знаешь которое - плата. Других тут нет.
Зеленое пятнышко - надежда. Маленький островок жизни среди дьявольского пекла манит, притягивает.. И, наконец, то ли через час, то ли через два, чудом, но, преодолев последние раскаленные и почти вертикальные метры, замертво сваливаешься в тень.
Передохнув, объяснишь. И заметишь дерево. Разве это легко дерево. Это - родное существо. Достоверный приятель: укроет, защитит, избавит. Товарищ, что учит мужеству и великому терпению, - это осознаешь, пережив, каково ему здесь живется. И летом, и зимой около 40 гр. (перепад в 80 гр..
Закинув под голову кисти, смотришь на плату снизу. Сквозная крона гулко шумит под самумом), упруго сгибая ветви, хорошо одетые очень небольшими зелеными листьями чешуйками. Покрытые слоем воска, они мало испаряют - это защищает дерево от иссушения и разрешает расти в пустынных кучах. И только у юных растений отрастает колкая ветка, как у северного обычного можжевельника. Плата также можжевельник.
Сломанный и рассевшийся по пробоинам ствол, скрученный около оси, неожиданно изломанный и развалившийся на мощные сучья, каковые, как и стволы, завораживают своей жутковатой и необыкновенной пластикой. Иные почти подчинены. В жестких условиях гор плата растет настолько медленно и лично, что найти возраст деревьев на глаз практически нереально. В вечном недостатке всех благ, плата стареет медленно, и довольно часто крючковатый малыш, повисший над откосом, оказывается сотлетним деревом.
Сейчас можжевельники в горах не спускаются ниже 1000 - 800 метров над уровнем моря, что основывает представление об особенном высотном поясе можжевеловых редколесий. Но отдельные старые древа впору еще и сейчас повстречать почти на равнине, на высоте 200 - 400 метров, случайно сохранились. Видя, как они прекрасно высокоразвиты и обильно плодоносят, разумеешь: ее обусловил не климат, а топор.
Потрясает экологическая пластичность платы, позволяющая дереву вырастать в диапазоне почти 3000 метров по линии и при этом на самых различных землях.
На стремнистых обрывах, на каменистых осыпях впору видеть великое образие форм ствола и кроны платы, приспосабливающейся к однобокому освещению и крайней микроклиматической неравномерности: дерево - зонт, дерево - шатер, дерево - коврик, дерево - свеча, дерево - змея. Отойдя от скал на плоскогорье, поселившись на откосах, одетых хоть и бедной, но все же землей, но, никогда не смыкаются, а вырастают по отдельности, образуя так называемые редколесья, либо парковые насаждения. Как правило, это диктуется спецификой куч: корни изредка стоящих древ сплачиваются, заполняя практически все витальное нужное пространство земли.
Корни можжевельника заполняют пробоины между глыбами известняка и, нарастая, встречают обычно их форму. Иной раз у давностных деревьев впору видеть плоские “досковидные” корни шириной до 70 - 80 сантиметров и толщину 10 - 15 сантиметров - при выветривании пород они попадают на поверхности.
В оптимальных для нее условиях, плата растет крупным древом, до 15 метров степенью либо кроной и конусообразным стволом, у старых экземпляров достигающим метра в поперечнике. Он ряжен черной а снаружи она серебристая, здорово отслаивается и свисает с древа лохмотьями. Давностное дерево в серых лохмотьях ангостуры и неопавших сучьев грузно сооружает среди камней, как мамонт. Не только облик, но у платы и долгоденствие мамонта: в Узбекистане небезызвестны деревья. Они ровесники нашей эпохи. Долговечность платы сберегла до наших дней ее насаждения. В Туркмении, а насаждения 300 - 400 - летние превалируют.
Арча двудомна и дамские шишки появятся на разных деревьях. Дамские шишки платы, также других можжевельников, сложены всего лишь несколькими чешуями. Завязавшись, они наливаются, делаются мясистыми и тут срастаются между собой. Таковская шишка, больше близка уже на ягоду и именуют - ягода, или шишко - ягода. Они вызревают на второй либо третий год и к сему времени делаются синими. Мощный восковой налет мастерит их дымчато голубоватыми, и дерево, близко осыпанное ягодами, смотрится уже не зеленым, а сизым.
Урожай посещает большим - это оное случай, когда слышно, что “ягоды осыпучие”. Их многовато еще и потому ветви содержат урожай сходу за 2 - 3 года. Под старым деревом целым ковром насыпаны сухие голубые ягоды - это урожай за добрый десяточек прошлых лет. В жаре и сухоты они хромают сгнить за такое время. Но массового плодоношения древо добивается. Но, для платы это но юношеский возраст.
Зрелые ягоды приторно-сладкие), и потому обычно, что в природе на них отыскивается много потребителей. Среди них самые активные - птицы и расселяют древо.
Царапают, что гектар платы может очистить обстановку большого города. Не знаю, как это впору высчитать, но в знойный полдень вблизи давностного древа легко в это поверить. Густой, но легкий аромат, невидимым облаком облекает древо, и за добрую сотнягу шагов уже его слышишь - растение весьма богато эфирными маслами. Ароматный атмосфера арчовников нужен всем, а легочным больным сугубо. Да и само растение целительно, его ветви - хороший септик, ветка убивает микробы и отхаркивающее средство, а арчовый бальзам убыстряет заживление ран.
Могутное древо и ущелий, не имеет эквивалентных в этом мире раскаленных скал и осыпей. Но, как водится, каждый богатырь имеет ворога, и плата не исключение. Насекомые потрясают эмбрионы платы в иной год на 90 процентов. На ветвях платы поселяется паразитическое растение арцетобиум (из семейства ремнецветных), что здорово обессиливает и неспешно губит дерево. Горчично - зеленые кустки его близко облепляют сучья издалече потихонечку предугадаешь, которое из деревьев содержит собственную растительность.
Ворог серьезнее - травы. Степные злаки - манник и увалы. Не верится, незаметные растения изгнали древо с мощных, вытеснили его на голые горы и щебнистые осыпи. Между тем это так.
Ячмени вмиг растут, их корни пронизывают и предельно насыщают верхние авиагоризонты земли. Конечно, они не могут повредить прошлому дереву: его корни раскинулись в стороны и ушли внутрь более чем на 20 метров. Но маленький, медленно растущий проросток платы срывается соревнования со злаками - они практически давят его. Конкурентные отношения между ячменями и можжевельником сводятся в основном к борьбе за влагу. Ячмени срывают плате поселиться среди них, и воленс-ноленс она попадает на щебенке и камнях - выживает в том месте, где злаки обитать не могут. Если да плате по каким - то случайным причинам получилось все же остаться обитать на мелкоземье, подрастет древо столь мощное, что не останется сомнений - конкретно здесь его экологический оптимум.
Но самый ужасный враг платы - человек. С незапамятных времен он ее валит, пасет в арчовниках поголовья. Страшный и, вероятно, неисправимый сейчас уже вред намели многовековые рубки можжевельнику. Валят и сейчас, не смотря на то что арчовники отнесены к лесам первой категории, не подлежащим радиорубкам вообще. Площади арчовников урезались за последнее время катастрофически.
Между тем утрата можжевеловых редколесий может обвиться для нас бедой, которую мы сейчас не можем даже вообразить всем объеме. Безводные кучи с обрывистыми откосами, на каковых не вырастает мурава и нет даже земли, может избавить от стремительного, но сильнейших проливней только плата. Недаром так участились потоки в районах, где вырубили арчовники в горах недаром они прокатились и затем, где о них прежде не слыхали. Прокатились, сметая все на пути, перегоняя, заваленную камнями и грязюкой.
Арча имеет огромное водоохранное значение. Только один пример и скотобой истребили арчовники в Копет - даге - это поменяло режим рек и многие прилежащие районы перевоплотило в пустыню. Если в первую четверть нашего столетия грохот реки Сумбар слышен был за многие километры, то сейчас в летнюю пору это всего лишь ручей, каковой легко перевестись либо даже перескочить. И сейчас по Сумбару и его равнине мчатся лавины потоков.
Корни платы цепкой арматурой укрепляют штирборты ущелий и выручают их от стремительной эрозии. Срок “противоэрозионной службы” их велик: древесина платы очень устойчива против заболеваний и в сухом воздухе пустынных куч сберегается продолжительно. Однажды в Туркмении мне довелось увидать мертвый лес. Огромные сухие древа платы без коры и мелких сучьев находились поодаль приятель от друга отполированная снегом древесина их металлически сверкала на солнце, и самум тонко свистел в этом серебряном лесу и жутковатом. Сии древа, выяснилось, отстояли сухими уже семьдесят лет. Стоят, и доднесь. Простоят еще столько же. Даже корни пней в земле сберегаются, не перегнивая десятилетиями.
Разве техника может нам предложить вместо этого природного другое решение по упрочнению горных склонов - столь долговечное. И бесплатное.
Кстати о возобновлении. Плата в горах возобновляется с великим трудом, мало пригожих семян. А оные проростки, что показались, если не погибнут от сухоте, затаптывает скот. Исходя из этого их впору отыскать, как правило, между лежащими прошлыми стволами и они наперечет. Очевидно, что при таком пульсе возобновления тяжело ожидать не только расширения, но хоть сохранения можжевельника на прошлых площадях.
Специалисты уделяют плате много внимания. Но и древо с характером, и сухие кучи для боровых культур не подарок. Успех в этом деле - ой, как тяжел. Исходя из этого ненатуральное разведение платы в горах хоть и ведется, но исходы его пока ничтожно невелики (если учесть, которые огромные площади будут освоены). Но работы настойчиво продолжают. Ведь плата - единственное дерево, каковое может обитать в сухих кучах. Может обитать на пределе витальных возможностей дерева вообще. Наипаче плата обязана везде охраняться - все ее виды, а не единичный крымский можжевельник, что занесен в Кумачовую книгу.
Известно около 60 видов можжевельника, обитающих в Средиземноморье и Сердцевинной Азии и в нашей стране приблизительно треть этих видов произрастает у нас в Крыму и на Чужедальнем Восходе. Все можжевельники светолюбивы, засухоустойчивы, морозоустойчивы и нетребовательны к земле. Но и среди них древовидные формы, каковые у нас в Азии кличут платой, стоят особняком и требуют удивление своей выносливостью. Воистину неповторимое дерево!
